Преподаватели Елецкой мужской гимназии

вернуться на главную              о Ельце              Елецкая гимназия
Розанов Василий Васильевич

( 20.04.1856г.(02.05 по н.ст.) г. Ветлуга Костромской губернии – 23.01.1919г.(05.02) с. Красюковка близ Сергиева Посада Московской губернии )

Учитель географии и истории Елецкой мужской гимназии с 1 августа 1887 г. по 1891 год, классный наставник VII класса, будущий виднейший философ. Окончил Московский университет. В Елец он приехал из Брянска, где проработал в Брянской прогимназии пять лет в чине коллежского асессора. В 1888 г. по ходатайству директора гимназии он получает звание следующий чин надворного советника (VII класс по «Табели о рангах»), а в1890 году он уже коллежский советник (VI класс). К нему надо было обращаться «Ваше высокоблагородие». Чин соответствовал званию полковника. Я прочитал в статье «Четыре памятных года» писателя-краеведа Виктора Горлова, в газете «Красное знамя» за 4 февраля 2006 г., что коллежский советник соответствует военному званию подполковника. Это неверно. Имел орден Святого Станислава 3-ей степени. Состоял действительным членом общества вспомоществования беднейшим учащимся Елецкой мужской гимназии.

Перед переездом у Розанова была очень неприятная женитьба на Аполлинарии Прокофьевне Сусловой после окончания Московского университета в 1882 г., бывшей любовнице Достоевского, который нелицеприятно писал о ней: «Аполлинария - большая эгоистка. Эгоизм и самолюбие в ней колоссальны. Она требует от людей всего, всех совершенств, не прощает ни единого несовершенства в уважение других хороших черт, сама же избавляет себя от самых малейших обязанностей к людям». Позже Розанов вспоминал о женитьбе на Сусловой, как об «ужасном несчастье»: «прямо огненная мука, позор, унижение». Она была на 18 лет его старше, все время изменяла ему, в то же время страшно ревновала. Рассказывают об одном эпизоде, когда в Москве он вышел из университета с какой-то барышней, то Суслова подбежала и дала ему пощечину. В 1886 г. она покинула Розанова и уехала в Париж с «новым другом». Нелады в семейной жизни и определили решение перевестись в Елец.

Из Брянска он привез свою первую книгу в 700 страниц «О понимании: опыт исследования природы, границ и внутреннего строения науки как цельного знания». Эту книгу он напечатал за свои собственные деньги, но распродать не смог. Он дарил ее всем знакомым, а при переезде в Елец, оказавшись в затруднении со средствами, продал остатки «на пуды», то есть почти как макулатуру.

Поначалу жизнь в Ельце складывалась почти трагически. В Ельце многие потешались над неустроенностью жизни Розанова. Он вспоминает: "Ведь я ходил в резиновых галошах в июне месяце, и вообще был «чучело»".

Мятежная душа его в Ельце не знала покоя. Ему было плохо, маленькая группа его товарищей-учителей: Первов, Петропавловский, Леонов пытались уйти от «уездной пыли» разными способами-переводами, разведением птиц, религией. Это не соответствовало его мировоззрению будущего философа и литератора. У него был склонность к философскому мышлению и философским обобщениям. Он пытался читать свою книгу «О понимании» гимназистам старших классов, которые отмечали его незаурядные данные, но общее состояние его было гнетущим.

По характеру он был неуживчивый и придирчивый. Как преподаватель он был сухой, то есть ограничивался в младших классах заданием и спрашиванием урока. Свои разъяснения давал редко и не очень складно. Иногда он диктовал свои записки, но они были довольно тяжелы по языку и недостаточно вразумительны.

Несмотря на то, что от старшеклассников доходили слухи о даровитости и учёности Розанова, ученики младших классов Елецкой гимназии его не любили и называли не иначе как «Васька Розанов». Он тоже не любил своих учеников и относился к ним высокомерно. Столкновения с учащимися у него были часты. Особенно докучал его Георгий Захаров, который заранее объявлял свою программу гимназистам: «Сегодня, если Розанов вызовет меня к кафедре отвечать урок, я упаду». Действительно, он умышленно цепляет ногой парту и с большим шумам шлепается на пол, пугая этим учителя. Розанов встает и начинает помогать ему подняться. Потом спрашивает о самочувствии, а время урока идет.

Всем известен случай исключения из гимназии М.М. Пришвина. Поэтому остановлюсь на этом случае кратко. В документах елецкой гимназии в ГАЛО находится докладная записка Розанова от 20 марта 1889 г. на имя директора Н.А. Закса, в которой подробно сообщается об инциденте, случившемся на уроке географии 18 марта 1889 г. и решение собравшегося в тот же день Педсовета: «За нарушение дисциплины, выразившееся в угрозах и грубости учителю в присутствии класса, решением Педагогического Совета ученик 4-го класса Михаил Пришвин был отчислен из гимназии». Решение его также зафиксировано письмоводителем вверху листа: "По постановлению Совета 20 марта уволен на осн. п.18 П.11 «Правил о взысканиях". Розанов в письме к Н.Н. Страхову: "Я сегодня после уроков купил трость ввиду вероятной необходимости защищаться от юного барича". Слава Богу, что трость не понадобилась.

Особенно его вывел из колеи следующий странный случай. Учились на «хорошо» во втором и шестом классах два брата гимназиста Михеевы, оба тихие и спокойные мальчики. И вот по рассеянности младшему мальчику Розанов поставил незаслуженную двойку, да и забыл про нее. И вот приходит к нему их отец, письмоводитель в полицейском управлении, и начинает кланяться «противными, чуть ли не поясными поклонами». Родитель пришел извиняться, что его сын «опять не выучил урока, но что впредь этого не будет, а, однако, не повлияет ли это на годовую отметку». Розанов ответил, что нет, и ждал, когда отец ребенка уйдет, чтобы продолжить обед. Но тот говорил и говорил, и вдруг Розанов почувствовал по левой щеке такой удар кулаком, что свалился на диванчик. Ударивший бегом покинул квартиру Розанова. Розанов не стал жаловаться, но тот прислал ему извиняющееся письмо. Прочтя, Розанов положил его на свой обеденный стол, но вернувшись из гимназии не нашел его. Видно Михеев подкупил прислугу и взял письмо обратно, как «обличающий о факте документ». Розанов решил, что отец вымучивал «непременно четыре или пять» и в тоже время внутренне жалел их и эту жалость, к им же самим замученным детям, перенес на третьего.

Интересно, что Василий Васильевич не перенес действия Михеева на всех родителей гимназистов. В ответ на письма Розанова, рассказывающего о Елецких городских нравах, Страхов пишет: «Да что это за поганый город Ваш Елец? Что за нравы, что за люди?» Розанов отвечает: «Очень милый, в общем,– с прелестными единичными людьми и благородными нравами… Где Иерусалим – там найдется и Иуда, но есть и Божия Матерь».

Кто же эти люди «с благородными нравами»? На похоронах своего друга Петропавловского он знакомится с семьей, у которой квартировал умерший. Это патриархальная елецкая семья, из которой когда-то вышел знаменитый проповедник и богослов Иннокентий, архиепископ Херсонский и Таврический. Глава семьи – дъяконица Александра Андриановна Руднева и ее дочь Варвара Бутягина, вдова учителя Елецкой мужской гимназии. Варвара Дмитриевна становится спутником «на всю жизнь» знаменитого критика. Любовь к Варваре Дмитриевне-«другу» началась, когда он увидел ее лицо, полное слез (именно лицо плакало, а не глаза) при смерти постояльца Петропавловского. Увидев такое горе по совершенно «чужом человеке», он остановился «как вкопанный» и это решило его выбор, судьбу, будущее. Плач у гроба сблизил два одиноких существа. В письме к Страхову в июне 1889 г. Розанов пишет: «Мы рассказали друг другу свою жизнь, со всеми подробностями, не скрывая ничего, и на этой почве взаимного доверия, уважения и сочувствия все сильнее и сильнее росла наша дружба, пока не превратилась в любовь». А мама Варвары Дмитриевны? Розанов позднее назовет ее «Великой бабушкой» и часто будет повторять ее слова «Правда светлее солнца».

Жизнь Розанова в Ельце можно оценить как переломный период. Если учительская деятельность Розанова в Ельце все более и более утверждала в нем мысль, что из него учителя не получится, то Елец стал родиной литературного дарования Розанова. Будучи учителем, он в то же время занимался журналистикой, и это было его призванием. Судьба В.В. Розанова, его мировоззрение, истоки его философских и религиозных взглядов накрепко связаны с Ельцом. В Ельце складывались воззрения Розанова на многие явления русской философской мысли от Чаадаева до Достоевского.

При поддержке Н.Н. Страхова он начал печататься в «Русском вестнике», выходившем тогда в Петербурге, затем в только что основанном журнале Московского психологического общества «Вопросы философии и психологии».

Из Ельца идут письма в Петербург к Н.Н. Страхову и в Оптину пустынь К.Н. Леонтьеву, виднейшим русским философам конца XIX века. Регулярная переписка, начатая в Ельце, продолжается до смерти философов. Леонтьев пишет: "Переписка с Вами, В. В-ч, доставляет мне уже редкое по живости своей наслаждение..." - из письма от 14 августа 1891 г.

А помимо глубочайшей по содержанию и искренности переписки в Ельце, Розанов завершает работу над книгой "Легенда о Великом Инквизиторе", о великом русском писателе Ф. Достоевском. Много трудится над речью "Место христианства в истории" на торжественном акте в гимназии 1 октября 1888 г., посвященном 1000-летию христианства на Руси, а потом, доработав, издает ее отдельной книгой в 1890 г. Название посоветовал его друг П.Д. Первов. Отдельное издание предваряло предисловие, в конце которого было обозначено: «Елец, 1889 г. 22 октября».

В Ельце он вместе с учителем П.Д. Первовым впервые в России переводит на русский язык книгу Аристотеля «Метафизику», которую Министерство просвещения издает очень маленьким тиражом. Что такое 25 экземпляров для России, где 4 духовные академии и 8 университетов? Четверть века спустя Розанов с горечью пишет: "Не переведено ни одно из его глубоких творений (Аристотеля), ни «Органон», ни «Метафизика», ни «О душе» и «Физика»". Вдруг два учителя в Ельце переводят первые пять глав «Метафизики». Естественно, следовало бы ожидать, что министр просвещения напишет собственноручное и ободряющее письмо переводчикам, говоря «продолжайте! не уставайте!». Но ничего подобного, 25 экземпляров и запрещение издавать перевод частным издателям. Никакого денежного вознаграждения, но зато в Елец идут ободряющие письма от преподавателей университетов из Москвы, Казани, Одессы и Киева. И елецкие преподаватели сразу становятся знаменитыми.

В Ельце Розанов исследует феномен К. Н. Леонтьева в философском исследовании "Эстетическое понимание истории". Здесь же в Ельце он много думает о народном образовании в России, подвергает ее резкой переоценке. Эти раздумья воплотились в 1899 г. в книгу "Сумерки просвещения". Осмысляя свой преподавательский опыт, Розанов создаст оригинальную теорию перестройки народной школы, бескомпромиссно и честно дав оценку и своему учительству в Брянске и Ельце, и самой школе. Можно сказать, что приехав из Брянска учителем, Василий Васильевич уезжает из Ельца философом.

В Ельце он проходит не только через череду огорчений, обид, но и побед. Суслова не дает ему развода, и он вынужден тайно обвенчаться с Варварой Дмитриевной в Калабинской церкви детского приюта. Тайное венчание провел священник, родственник Варвары Дмитриевны, с условием, что новобрачные покинут Елец немедленно. И в июле 1891 г. Розанов уезжает с женой в г. Белый.

Известна оценка З.Н. Гиппиус: "...он был до такой степени не в ряд других людей, до такой степени стоял не между ними, а около них, что его скорее можно назвать "явлением", нежели "человеком"...".

Ну, и кратко об отношениях между Розановым и нашими великими писателями, учащимися Мужской гимназии. И.А. Бунина Розанов не учил. Его воспоминания о разговоре с директором о Розанове во время бала в гимназии выдумка, так как Закс к тому времени уже умер. А воспоминания Пришвина в дневниках практически тоже миф, созданный писателем, все время, пытавшимся доказать, что Розанов к концу жизни жалел об инциденте с исключением Миши из гимназии. Чего только стоят записи в дневниках Пришвина с описанием побега гимназистов, где он говорит о том, что его от исключения спас Розанов, который этот побег чуть ли не одобрил. А Розанов прибыл работать в гимназию через два года после побега. Эти записи перекликаются с записями о встрече двух писателей, которые мы тоже должны знать в интерпретации Пришвина. Было или не было? Скорей всего встреча была не такой. Уж больно разговор Розанова, переданный Пришвиным, на него не похож. Все эти «дневниковые записи» являются чистейшей воды мистификацией, автором которой и выступил сам Михаил Михайлович. Пришвин в своих дневниках пишет не то, что было на самом деле. А то, как он хотел бы видеть тот или иной эпизод. Да и в своем романе «Кащеева цепь» Михаил Михайлович так опошляет своего учителя, так рисует Розанова неприятным и тенденциозным, что противоречит своим же неоднозначным многочисленным дневниковым записям. Великий путаник был Михаил Михайлович. Но не будем винить великих - они литераторы и склонны к художественным перевоплощениям.

О Ельце Розанов вспоминал, как о счастливом городе своей жизни, городе, где появились надежды и завязались традиции его будущей деятельности. «Елец - моя нравственная родина!» - восклицает философ. В письме к К.Леонтьеву в мае 1891 г. Розанов писал: «Что для Вас – Оптина Пустынь, то для меня здесь церковь Введения, и одна семья духовная (или вернее род)…». Не случайно он некоторые свои книги подписывает В. Елецкий.

© А. Шевелюк